the work in progress
Ну так это и без астрологии на ладони было писано. Чуть ниже венеркиных бугров. Просто надоело уже самого себя пугать своей мистической экстрасенсационной провидчивостью. Потому и промолчал. Дай, думаю Варламову шанс удивить меня. А вдруг, а?
Но друг оказался ситный, как и ожидалось, без никаких вздрогов…
Всё тот же монолог Ромео к покинувшей его Джульетте…
У них на БК конвейере применяют рацпредложение барона Мюнхаузена. Ну, когда тот одним кусочком сала нанизал всю стаю диких уток, чтобы использовать как персональный дельтоплан.
Вот и они, ковейерописцы, стоят в очередь за жёванно-расчавканным кусочком лакомым по теме безвозвратного прощания навек.
Друг за дружкой стоят. Один сжевал – выкакнул, а следующий заглот на лету ловит. И так всем цехом: ковть – как, ковть – как. У них там это не залёживается.
Однако сало леской не обмотано, не утки, чай, а людоботы. Им ещё по определённым местожительствам рассеиваться, сили восстанавливать в преддверии завтрашней рабочей смены. При всей потогонности системы, до изуверства не доходит, чтобы членов Союза писателей на одну леску низать…
Но имена, конечно, другие ставят, например, Роман и Женя. Но далеко с почвы оригинала не расползаются, у них поверье, что она живит и музит.
Один, правда, особо продвинутый нашёлся, так вообще учудил: Славик, блин, и Катя. Товарищи по творческому цеху ващще хотели ему «тёмную» устроить. В сортире, во время общего перерыва. Больше всех Маруська-ударница свирепствовала, агитационно: «Я тут уже 500 *** наштамповала, а этот *** из себя тут целку строит!»
Смотрящий не допустил. Я, грит, чувства общие разделяю, но мудака уже на премию назначили. Может быть, потом…
Однако наш Варламов и тут отличился.
Во-1-х, политическую декларацию вставил: «А за что», начАл интересоваться, – «меня насильно в школе заставляли родину любить, не дав даже по ней ещё соскучиться?»
Это — да, – чувствуется наболелость в глубине мысли. Но ты ж, падлюка, над ещё тёплым трупом любви всей своей жизни стоишь, а про Гималаи думаешь! Не потянул, короче, сосредоточиться до изначальности шекспировской идеи. Налицо разброд и общее шатание мыслЕй, что уже стало нормой среди подёнщиков блогеристики.
Начнёт за упокой – глядь! – а он, блядь, уже на Армагеддон перескочил.
А во-2-х, совершил попытку, по примеру старших товарищей, примазаться к пост-модернизму. Вот именно, что да! Который, кстати, официально порождён романо Пинчона «Круглая радуга».
А старший товарищ, несомненно мэтр Пелевин, начавший с кражи унитазной сцены в своё Пи-поколение.
Но Тайрон-то мотивированно нырял. За своей губной гармошкой и от кучи чёрных насильников уже оголивших его жопу. А что хотел сказать Пелевин, он и сам не знает.
Но Варламов и тут пошёл иным путём. Непроторенным. И сквозанул у Пинчона призраков его. Тех, что образовались от взрывов Фау-2 по Лондону, а затем под карнизами домов своей всей призрачною шарой прятались. Зима же, как-никак, и вьюга…
И точно таким же призраком пристроил аавтор Славика на крыло авиалайнера над океаном, подглядывать через оконный плексиглас, как там Фуфачева себя ведёт.
Буквально сдаивал из меня плачевность, да только фиг он угадал! У меня прививка экранизацией из 1968-го.
(Блин! Опять повалили совпадения — и «сумасшедшее лето Франции -68», и интервенция СССР в ЧССР 68-го).
И уже только под конец свой печальной повести вернулся премиант БК в правильную колею всемирной классики. Чётко, по схеме Шекспира хряпнул азербайджанского коньяка. Ха! Азербайджанский коньяк, страна производитель, где спиртное вообще для правоверных под запретом. (Впрочем, не будем забывать, что свою байду он травит попу Иржи.)
По качеству, конечно же — крысомор. Перед употреблением повтори слова Ромео:
Here is to you, my love!
И — со святыми упокой, Господи, страждущего…