#как стать лауреатом?
Самоучитель per se
Глава 1-я: “Артюхин Игорь Дмитриевич”
Хоть и не совсем гекзаметром, запев к своему произведению автором сложен эпически.
(Тем, кто, подобно мне, не кончал очагов кующих кадры для литературы, но, в отличие от меня, не постиг её глубин в силу природной сметки и редкостной даже среди самородков усидчивости, поясняю: запев есть стартовый абзац, и он обязан, подобно семени, содержать предстоящий ствол, ветви, соцветия, ну и… всё вытекающе последующее… но при этом за ним остаётся право на скромность, в плане размеров.
Здесь же автору взбрело огорошить нас кокосовым орехом, что не противоречит творческому праву, лишь бы не по голове.)
Привольно разливается запев к роману “Петровы во время гриппа и вокруг него” (снискавшему премию “Национальный бестселлер”, дошедшему до финала премий “Большая книга” и “НОС”), определяя и суля нырнувшему духовные ценности ниже по течению, а возможно (при должной обработке) и услады.
“Лишь только восточного края небес нежно коснулись розоватые пальчики Эос, богини рассвета…”
Тпру! Стоялые! У нас не про этот эпос, в первом абзаце первой главы даже кондуктор на Эос не тянет, её задача обилечивать троллейбус, везущий передвижную выставку, портретную, набившихся сумасшедших.
Обстоятельно излагается подробный перечень действий каждого, обеспечивших ему место в этой палате на колёсах для безумцев диагностированных автором.
(Не знаю, если кто заметил, что среди лепил без диплома преобладают психиатры, количественно. Впрочем, это — так, к слову: о чём окружающие скобки намекают.)
Безумие, по давней традиции, страшит людей, таково доминирующее в них чувство к данному феномену. Меня же, чисто из вредности, наверное, зачастую подмывает противиться направлению, куда старательно подпихивают, особенно если неохота.
В ответ на вдохновенное посапывание на весь троллейбус, с которым он из кожи лез, надеясь меня запугать своей коллекцией душевнобольных монстров, я рефлективно упираюсь, однако мускулы лица, ответственные за мою мимику, кривят его (лицо) в его (авторскую) пользу, изображают самопроизвольную поддержку его потугам.
К сопению примешиваются крехты, но уже мои, из солидарности, заложенной нам в гены для выживания человечьей стаи: “Ну же! Давай! Ты сможешь!..”
Упс… При всей искренне бесплатной мотивации, не получилось испугаться за весь такой старательно страшилочный маршрут. Примешивалось что-то типа отголосков консервированного хохота, до боли одинаковых, на разных вроде б записях Камеди-пиршеств НТВ. Это сбивает.
Довольно унылая вышла поездка, хоть и троллейбусом вместо гекзаметра.
Однако мало-помало начал-таки закручиваться сюжет, по канонам Кеосаяна-старшего… Погоня!.. погоня!.. погоня!.. погоня!..
К тому же бесовщиной запопахивало, а в этой области российская прекрасная словесность давно уж усвистала на орбитальные выси. Так что начала надежда возрождаться: чем чёрт не шутит — а ну как цапанёт?

Всю жизнь он воевал с самим собой. А победив, понял, что сражался не на той стороне.

Лучшее алиби — быть жеpтвой.
Лучше маленький доллар, чем большое спасибо.
Лучше обед без аппетита, чем аппетит без обеда.
Лучше семь раз покрыться потом, чем один раз инеем!
Лучше длинная живая очеpедь, чем коpоткая автоматная.
Лучше с трудом заниматься любовью, чем с любовью заниматься трудом.
Пешеход всегда прав. Пока жив.
Главное — не перейти улицу на тот свет.
Красиво жить не запретишь. Но помешать можно…
Не водите машину быстрее, чем летает ваш ангел-хранитель.
Перебегал улицу на красный свет и был сбит встречным пешеходом.
Я слишком быстро вожу машину, чтобы переживать из-за холестерина!
Любого автомобиля хватит до конца жизни, если ездить достаточно лихо.
Чем удобряли, то и выросло.
Все люди братья, но не все по разуму.
Лучше пузо от пива, чем горб от работы.
Лысина — это полянка, вытоптанная мыслями.
Ученье — свет, а неученье — приятный полумрак.
Мысль только тогда мысль, когда ее головой думают.
Мало знать себе цену — надо еще пользоваться спросом.
Если вам долго не звонят родственники или друзья, значит у них все хорошо.
В историю трудно войти, но легко вляпаться.
Как трудно ползти с гордо поднятой головой!
Одна голова — хоpошо, а с туловищем лучше.
Обидно, когда твои мечты сбываются у других!
На своих ошибках учатся, на чужих — делают карьеру.
Лотерея — наиболее точный способ учета количества оптимистов.
Воспитанный мужчина не сделает замечания женщине, плохо несущей шпалу.
Высшая степень смущения — два взгляда, встретившиеся в замочной скважине.
Автоответчик Калашникова.
Все идет хорошо, только мимо…
Пусть лучше над тобою смеются, чем плачут.
Пока семь раз отмеришь, другие уже отрежут.
Труднее всего человеку дается то, что дается не ему.
Мало найти свое место в жизни, надо найти его первым.
Если человек знает, чего он хочет, значит, он или много знает, или мало хочет.
И тогда он взял нож и застрелился.
Если человека нельзя купить, то его можно продать.
В любом из нас спит гений. И с каждым днем все кpепче…
Мыслить так трудно, — поэтому большинство людей судит.
Чем больше смотрю в зеркало, тем больше верю Дарвину.
Чтобы начать с нуля, до него ещё надо долго ползти вверх.
Ну пробил ты головой стену… И что ты будешь делать в соседней камере?
Микробы медленно ползали по телу Левши, с трудом волоча за собой подковы…
Нашедшего выход затаптывают первым!
Из двух зол я выбиpаю то, какое pаньше не пpобовал…
Не нужно бежать от снайпера, только умрешь уставшим.
Экипаж прощается с вами и желает вам приятного полета….
Много хороших людей на свете.. Но на том свете их больше…
Ничто так ни ранит человека как осколки собственного счастья.
В жизни всегда есть место подвигу. Надо только быть подальше от этого места.
Положительные эмоции — это эмоции, которые возникают, если на все положить…
Какая крыша не любит быстрой езды?
Пришел — спасибо, ушел — большое спасибо…
Каждый человек по-своему прав. А по-моему нет.
Чтобы я увидел тебя на костылях, а ты меня одним глазом!
Все великие давно уже умерли, да и мне что-то нездоровится..
Никогда не преувеличивайте глупость врагов и верность друзей…
Помню, у меня в 43-м так ноги болели!.. а купил 45-й и нормально..
Чтобы спасти тонущего, недостаточно протянуть руку — надо, чтобы он в ответ подал свою.
Как жаль, что вы наконец-то уходите…
Рожденный ползать — везде пролезет.
Встретили меня по одежке, проводили тоже плохо…
Идея пришла в его голову и теперь упорно ищет мозг.
Я бесконечно уважаю чудовищный выбор моего народа.
У одних оба полушария защищены черепом, у других — штанами.
Друзья познаются в беде, если конечно их удается при этом найти.
Дул такой сильный ветер, что сигареты выворачивало вместе с зубами…
У него не лицо, а объект для внутримышечных инъекций
Удача улыбается смелым… А потом долго ржет над ними!
Легкомыслие — это хорошее самочувствие на свой страх и риск
Для мании величия не требуется величия, а вполне хватит мании.
Добpо всегда побеждает зло, значит, кто победил, тот и добpый.
Только в день рожденья узнаешь, сколько в мире ненужных вещей .
Смех без причины — признак того, что вы или идиот, или хорошенькая девушка.
Люди делятся на тех, на кого можно положиться и на тех, на кого нужно положить.
Костюм «Евы» ей очень идет, только ушить нужно кое-где.
Некоторые выглядят храбрыми, потому что боятся убежать.
Жизнь — как рояль: клавиша белая, клавиша черная… крышка.
Он лег в постель и уснул изо всех сил.

Михаил Жванецкий

Все дни закончатся. За ночью ночь придёт,
За нею третья ночь придёт ведя с собою
Ещё одну, а та придёт с толпою
Своих сестёр, и каждая введёт
Ещё сестёр, и сводные они
По миру потекут сперва ручьями,
Сверкая чёрными, бесстрастными очами
Проникнут в щели треснувшей брони,
Начнут питаться тем что под бронëю,
Сильнее станут, потекут рекой
И мир исчезнет. Савана покой
Лишь затуманится, как волны его смоют.

Из цикла Записки психиатра.
Давай договоримся.
(Фрагмент рассказа.)

Ранним утром пятого января, в ударивший накануне тридцатиградусный мороз еду я в психбольницу.
Праздники, не перевалив еще Рождества, словно выдохлись. И прежде чем рухнуть через пару дней к неизбежной своей кончине с ее агонизирующими фейерверками, отвратительно судорожным шампанским и пугающими собак ночными стрельбами, оцепенели теперь в ледяной взвеси.
В семь утра город почти не подает признаков жизни. В полутемном, промороженном, как рефрижератор троллейбусе лишь я да кондуктор - нахохлившаяся груда тряпок на сварном насесте.
Водителя не видно. Его словно и нет вовсе. И легко представить, как неуправляемый, но неумолимо влекомый гигантским, укрытым в самой сердцевине ночи магнитом, мчит в никуда дребезжащий троллейбус, все убыстряя ход мимо переметенных снегом остановок, по бесконечным черным улицам вечно ночного города…
Картина, скажем прямо, встает вполне себе безумная. Ну да ведь я и сам большую часть своей жизни провожу на обочине здравого смысла, по ту сторону реальности, которая и на торной дороге не совсем то, что она позволяет о себе думать.
И маршрутом этим я езжу без малого двадцать три года. А сумасшедшие и вовсе мой хлеб…
Я психиатр. Веду прием в диспансерном отделении областной психиатрической больницы. Дважды признавался лучшим по профессии, имею высшую категорию, недописанную в силу природной своей лености и недостаточной материальной мотивации кандидатскую, кучу грамот и звание почетного донора.
Я здоров. Нахожусь, как известный персонаж в самом расцвете сил и ничего меня здесь особо не напрягает.

Место моей работы после ремонта сильно похорошело. Не так давно больничка с размахом отметила свое первое столетие, и от большого пирога нам тоже кое-что перепало.
Плитка, пластиковый водопровод, подвесные потолки сменили вздутый линолеум, облезлые, не крашеные со времен коллективизации стены и круглогодичную капель прогнивших труб.
Даже раздолбанные дорожки, по которым и посуху-то было не пройти, совместно с подвергнутыми трудотерапии больными к осени заасфальтировали.
Полгода диспансер лихорадило. Шум, пыль, долбежка. Регистратура ютилась в закутке справа от входа, из которого на время убрали аптеку.
Толчея, неразбериха с карточками. Очередь спускалась с лестницы, кольцами тянулась во двор.
Но уж теперь…. Аптеку, правда, назад так и не вернули. Пусть сумасшедшие с рецептами по городу помотаются. Зато в фойе просторнее.

Открываю заиндевелую железную дверь. На первом этаже прохладно, светло, непривычно пустынно. В регистратуре вместо шатких стеллажей установлены теперь бутафорские сейфы со сдвигающимися дверцами и колесиками вместо ручек. Обновленная конструкция, вероятно, символизирует новый уровень защиты врачебной тайны.
За стеклом одинокая регистраторша Амина.
- С Новым Годом!- она глотает гласные и улыбается. Впрочем, улыбается Амина всегда. Даже в будни, когда сражается с клубящейся очередью
За стойкой, напротив, под щитом с расписанием врачей - охранник в тельнике и камуфляже, он же вахтер Петрович, с полгода, как уволившийся из армии прапорщик. У него круглое красное лицо, толстая серебряная цепь с крестом и испепеляющая страсть к зимней рыбалке.
Здороваюсь. Беру ключи от кабинета. Даже сегодня он все о своем: подлещики, чебаки, окунь…
- Олег Петрович, голубчик,- говорю я по отечески строго,- грань между увлечением и манией тонкая, как апрельский ледок…

Пока поднимаюсь к себе на второй этаж, слушаю эхо собственных шагов. Пятиэтажное, чисто вымытое здание пусто. Даже дневной стационар - он наверху - распустили на каникулы.
Забавно, но не все мои коллеги с легким сердцем соглашаются дежурить в такие вот праздничные дни. Ну, кого сейчас можно встретить? Разве что тень отца Гамлета забредет? А ведь в будни на прием запросто может заглянуть не только сам принц Датский, но даже его автор собственной персоной, а то и в нескольких ипостасях.
В кабинете сажусь, наконец, за свой стол. Прием до двенадцати тридцати. Медсестры Леночки сегодня нет, и некому будет скрасить мужское одиночество.
Женщины по злой воле Эльвиры Николаевны - нашего завотделением - с первого по десятое отдыхают. Завтра дежурить придет Леша Колбышев и все, до одиннадцатого врачи вне зоны доступа.
Если что - вызывайте cкорую психиатрическую помощь.
Пока же я извлекаю из тумбочки подаренную мне в канун Нового года бутылку «Дойны» - чудесного, девятилетней выдержки молдавского коньяка. «Дойна», как и многие ее собратья, несколько лет как исчезла с прилавков и теперь меня гложет тревога - а не коснулся ли ветер перемен ее когда-то превосходного качества?
Есть, конечно, проверенный способ определить выдержку коньяка. Встряхнув бутылку, надо посмотреть, с какой скоростью стекают капли по стеклу. Но бутылка заполнена почти до верху и это сильно затрудняет расчеты.
Пробовать же коньяк, по крайней мере, до конца рабочего дня, в мои планы не входит.
Слаб человек и немощны усилия его,- вздохнув, я определяю бутылку в нишу на стеллаже между толстенным желтым томом Гурджиева и серо-зеленым избранным дедушки Фрейда. Выглядит очень гармонично и видно бутылку только с моего места. Если и принесет сегодня кого-нибудь, то - будьте любезны!- присаживайтесь.
Стул для посетителей стоит напротив, и содержимое полок скрыто от них боковой стенкой шкафа.
Я же, усевшись прямо, упираю кончик языка в небо над верхними зубами, уголки рта приподняты, и впериваю немигающий взгляд чуть выше коричневой этикетки, в кристаллик света, мерцающий в глубине золотисто- медовой жидкости.

Солнце Дубоссарских виноградников. Горячий дурман луговых трав. Тяжелые головки цветов, запах просыхающего ночного дождя в глянцево - красных лепестках. Запах щекочет ноздри. На языке, уже в горле тягучая обжигающая влага.
Кожу на лице пощипывает горячее полуденное солнце. Обволакивающее тепло волна за волной поднимается к темени…

Если я до конца приема не напьюсь, это будет означать сокрушительную победу моего несгибаемого духа над моей же изнемогающей от жажды плотью, но куда важнее был бы совсем иной результат.
Когда-то, еще в бытность мою студентом - медиком, писал я курсовую по теме «Влияние внушенных органолептических ощущений на биохимический состав крови».
Суть работы была предельно простой. Я погружал своего товарища по комнате в общежитии в состояние гипнотического сна, после чего он выпивал 100(сто) граммов чистого медицинского спирта. Для молодого, привыкшего к много большим нагрузкам организма доза, разумеется, опасности не представляла.
Установка, которую он получал, была нехитрой: «В стакане вода»!
Пробужденный по моей команде, он не только оставался трезв, но смело мог бы дохнуть в трубочку самого озабоченного гаишника.
Спирт полностью расщеплялся на воду и сахара!
Обратный же ход у меня решительно не получался, что приводило меня к мысли о том, что разница между сотворенным Спасителем чудом обращения воды в вино и медицинским экспериментом все-таки существует.
Но боль давней неудачи не смогла убить во мне исследователя. Получить доступную методику дистанционного опьянения - это ли не цель для настоящего ученого?
Вот уж поистине был бы вклад в сокровищницу мировой культуры. А где, как не в психбольнице, его и вносить?
Иногда мне кажется - еще один подобный юбилей и пафосную литую надпись над главным входом «Учреждение высокой медицинской культуры» можно будет оптимизировать до простого «Учреждения культуры».
Да если б в память о каждом ее деятеле, когда-либо зависавшем в этих кирпичных, цвета свежих внутренностей корпусах осталось, хотя бы по скромной мемориальной доске, безобразный административный корпус облагородился бы мрамором, по крайней мере, по самые свои решетки…

Из цикла "Записки психиатра. "
Цирк.
(Фрагмент рассказа)
- Просто цирк какой-то,- сказал психиатр Арефьев, стоя у окна мастерской своего приятеля, художника Морозова.
- Дурдом,- не глядя, согласился Морозов, продолжая тампонить скомканным листочком бумаги зелень на незаконченной картине.
Во дворе дома Художника дородный господин в сером костюме «чеканил» мяч носком лакированного ботинка. Моросил дождь и его водитель, прилепившись, как тень, прикрывал хозяина широченным черным зонтом.
Серебристый джип с открытыми дверцами дожидался их на обочине. Чуть поодаль двое мальчишек лет восьми-девяти, по всему законные владельцы мяча, с напряженными лицами наблюдали этот неожиданный мастер-класс.
Наконец, где-то на второй сотне толстяк, последний раз приняв мяч на грудь, послал его пацанам и вполне счастливый вернулся в машину. - В сущности, для такого Марадоны разница между цирком и больничкой не слишком велика,- Арефьев вернулся к столику, где оторвавшись от работы, Морозов уже разлил остатки водки в пластиковые стаканчики.- Выпустил ненадолго своего внутреннего ребенка наружу,- продолжал он,- и снова деньги ковать, притворяясь перед всеми и в первую очередь перед собой, будто он и в самом деле взрослый человек. К нам люди идут, чтобы извести тараканов в своей голове с помощью нейролептиков и прочего. А в цирк или так, по мячу постучать, чтобы тех же насекомых выманить из головы добровольно, по-хорошему.
Ты когда-нибудь смотрел в цирке не на манеж, а на публику? Вот где настоящее представление - наблюдать за наблюдающими! Когда у них на глазах какой-нибудь прилизанный хлыщ во фраке расчленяет двуручной пилой пышногрудую блондинку. Что это, как не визуализация перманентно-маниакального импульса больного сознания?
Или вот еще - некто, запертый в сундуке под куполом, вдруг оказывается сидящим в третьем ряду зрительного зала, поменявшись местами с не очень юной особой в платье с выпускного вечера собственной дочери. Разве это не реализация вытесненных желаний идентифицировать себя с противоположным полом? Получить возможность созерцать невозможное. Видеть на манеже настоящий рай тараканьих желаний! Кое-кому после этого удается хотя бы на время выманить вредных насекомых наружу в естественную для них среду обитания. Вот вам, голубчик, и временная ремиссия…
- Слава!- взмолился Морозов.- Я ведь в цирк не хожу, и тараканов у меня отродясь не бывало. Но если ты не заткнешься, мне может понадобиться твоя помощь не только в лечении абстинентного синдрома. А у меня заказ…
- Ваша болезнь, мой друг, достаточно эффективно лечится огуречным рассолом. А вот мне, кажется, действительно, пора в цирк …
Арефьев прошелся по довольно просторной мастерской, поскрипел широкими, крашеными светло-серой масляной краской половицами, стал у мольберта.
Небольшой, сорок на пятьдесят сантиметров, холст был уже в широком багете. Морозов всегда так работал, даже предварительный рисунок наносил лишь, когда подрамник одевался в раму.
- Какой мундир,- объяснял он,- такой и генерал будет…
На картине, над затхлым прудом с полузатопленными мостками высился старый тополь. Болотная зелень воды непрозрачна, матова. Только на переднем плане, где ряска чуть разошлась, видны камушки на неглубоком дне. Блики от почти скрытого вечерними облаками солнца красным подсвечивают крышу украинской мазанки. Куры. Белье на веревке… Обычная, как принято говорить, жанровая композиция. Тепло, покой, тишина…
Картина называлась «Хата» и была многолетним хитом Морозова. Он тиражировал ее не один десяток раз, но, тем не менее, она исправно продавалась в выставочном зале Союза художников.
- Как в театре,- оправдывался он,- один спектакль идет двадцать лет, и публика на него ходит.
В постоянном его репертуаре имелись еще «Баня», «Озеро» и «Африка». Как-то, по молодости, после удачно проданной картины, Морозов оказался в Египте и с тех пор изредка, по преимуществу зимой, писал раскаленный песок под растрескавшимся, вибрирующим от зноя кобальтовым небом.
На стеллажах его мастерской хранилось уже достаточно для персональной выставки работ. И, создавая очередную хату, Морозов позволял себе думать о собственном творческом пути, как о вполне состоявшемся.
Смирившись с тем, что ему все равно придется прерваться, он отложил кисти и уселся в продавленное кресло.
- Что, все так плохо? Или в доктора поиграть желаем? Ну-с, таки я вас уже слушаю…
Арефьев, не отвечая, вытащил из кармана диктофон, установил его на столик между двумя пустыми пластиковыми стаканчиками, как между колонками, сказал серьезно:
- У одного моего друга после двадцати лет ремиссии случился рецидив. Случай весьма странный. Я бы хотел, чтобы ты кое-что послушал. Надеюсь, это поможет мне выйти за пределы простого психоанализа и присоединить к услышанному нечто, что все время от меня ускользает, а значит, скорее всего, находиться вне того, что записано на пленке. Запись, конечно, старая, не обессудь, но разобрать можно…

Воля-неволя...

#как стать лауреатом?
Но тогда о чём?
В первую голову, конечно, о самом первостепенном: а оно мне надо? Вообще?
Умалчивая простой факт, что просто делать мне, как всегда, нех.й, чем ещё смогу обосновать навал на верстаке?
Причина проще самого факта — это беспримесно чистая и беззаветная зависть графомана обыкновенного к уже достукавшемуся в Пантеон лауреато-члено-номинантов. А ведь мы с ним, и это без понтов, собратья по перу, — в одном и том же творческом цеху карячимся.
Хотя, конечно, наши гнёзда разным пухом выстелены. Уже… Увы и, отчасти, ах…
И, спрашивается, кто на моём бы месте удержался, когда ему в руки сам собой оскароносец (бесплатно!) по наивности приплыл? Как не освежевать? На верстак его!
Ведь это “лучший бестселлер” на всю Русь-матушку за прошлый год. (Взять в кавычки “лучший” отнюдь не моё издевательство — так на обложке стоит.)
Кому самодостаточность причин не кажется достаточно увесистой, прошу прекратить дальнейшее чтение, — вас уже ничем не прошибёшь.
Ещё вопросы есть?.. Благодарю за сдержанность.
И, возвращаясь к истокам тома правильного цвета, традиционной рысью пробегусь по предисловию.
Неоднократная практика показывает, что выполнение плана продаж зачастую обеспечивается не произведением, взятым per se, но как раз таки грамотной раскруткой его посредством предисловия, целенаправленного на соответствующего потребителя. После чего тот скрипит, но платит, хоть даже и за полное фуфло.
И тут враз различимо, что раскрутку поручали битой бабе, умеющей брать быка за рога, и даже цвет обложки она, заложив нужный ей вираж, перевела в трендотворительную плоскость.
Нет, ну сперва всё шло как по обычным нотам: вот, де, наш несравненный, свежий виртуоз, и прочее тыры-пыры. Но затем — верть свою раскрутку в трупную прозелень. Некрофилией запахло из-под щедрых набрызгов Hugo Boss'ом.
Крутая, бесспорно, вудуистка, а может и через Кандобле на стороне подрабатывает. Но не будем отбивать хлеб у налоговой инспекции, пусть каждый делает своё дело на порученном ему фронте…
Короче, выдернула с того света пару покойников, натянула их, по одному на каждую из своих верхних конечностей, и — ну! ими вихлять да выкаблучивать такую комаринскую, что большой академический хор Надежды Бабкиной, в полном составе, кило с два самосада оприходовали, нервически затягиваясь в сторонке.
А она не унимается: “Гля!” — кричит зазывно целевому потребителяю, — “Гля! Как весело Булгаков с Гоголем в ладоню бьют, что есть у нас такой лауреат, а у него такая хтонь!”
По полной, в общем, уловила момент конъюнктурной вседозволенности, раз те двое не слишком осмотрительно выбирали себе место появления на свет, изначально. Вот и пришлось хлопать под дудку бравой хвойды.
А у меня инстинкт сработал, как у лица заинтересованного в цветовой гамме именно этой части спектра, что для обложки употреблена, ну и, конечно, кинулся гуглить. А вдруг “хтонь” — полезная агрокультура для экспериментов на приусадебных шести сотках?
Но хрен там ночевал! Это она свою команду продвигала с прицелом, вероятно, на предстоящих раскрутосоискателей.
Для понятки, если компашка российских вурдалаков, упырей и прочей нежити найдут лазейку мигрировать в Грецию, им там вместо “релоканты” ждёт собирательное погоняло “хтонь”, для соответствия местным морфологическим корням.
Как раз в ту сессию гуглоискания и подцепил я эту самую “per se”. Вообще-то, я искал, как правильно по-польски выразить “пся крев” той кандобляцкой поскакушке, но чёт не туда попёрло и ограничился тем, что уж подвернулось.

АСТ ПЕРЕИЗДАСТ РОМАН «ВЕГЕТАРИАНКА» НОБЕЛЕВСКОЙ ЛАУРЕАТКИ ПО ЛИТЕРАТУРЕ ХАН ГАН

АСТ перевыпустит роман «Вегетарианка» южнокорейской писательницы и новой лауреатки Нобелевской премии по литературе Хан Ган, который впервые вышел на русском языке в 2017 году. Книга получит новое оформление и обложку.

Издательство АСТ перевыпустит роман «Вегетарианка» южнокорейской писательницы и новой лауреатки Нобелевской премии по литературе Хан Ган. Об этом сообщает агентство ТАСС со ссылкой на представительницу компании Светлану Моисееву.

«Книги Хан Ган выходят в редакции «Жанры» издательства АСТ. Один из самых известных романов, принесших мировую славу автору, — «Вегетарианка» — был выпущен на русском в 2017 году. <…> В планах редакции «Жанры» — переиздание «Вегетарианки» в новом оформлении, обложка книги находится на согласовании у Хан Ган», — заявила Моисеева. Когда переиздание поступит в продажу, пока неизвестно.

Нобелевский комитет объявил Хан Ган лауреатом Нобелевской премии по литературе 2024 года 10 октября. Писательницу отметили за ее «насыщенную поэтическую прозу, которая противостоит историческим травмам и раскрывает хрупкость человеческой жизни».

Хан Ган преподает писательское мастерство в Сеульском институте искусств. В 2016 году за роман «Вегетарианка» она также стала лауреатом Международной Букеровской премии. Книга рассказывает о женщине по имени Ёнхе, которая приняла решение перестать есть мясо и запустила тем самым цепь необратимых событий. Роман стал одной из первых ее книг, которые были переведены на английский язык.

«Особенность прозы Хан Ган в том, что она метафорично, очень поэтично пишет об очень страшных вещах. Она, по сути дела, бросила вызов южнокорейскому обществу, где принято, что жена находится в подчинении у мужа, дочь послушна отцу, послушна вообще родителям. Героиня романа «Вегетарианка» бросает вызов и мужу, и родителям. Это роман не об отказе от мяса. Это роман о том, что через отказ от мяса женщина пытается выразить свое мнение и в принципе пойти против своей семьи, отстоять право на собственную позицию. И в романе ей на самом деле в этом отказывают», — поясняла ранее в комментарии Forbes литературный критик Наталья Ломыкина.


Источник – Forbes.ru

«ЯСНАЯ ПОЛЯНА» НАЗВАЛА ПОБЕДИТЕЛЕЙ 2024 ГОДА

Члены жюри литературной премии «Ясная Поляна» объявили имена лауреатов 22-го сезона.

В 2024 году эксперты выбирали лучших из лучших в пяти номинациях: «Современная русская проза», «Иностранная литература», «Личность», «Пропущенные шедевры» и «Молодость». Последнюю вручили впервые.

Лауреатом премии в главной номинации «Современная русская проза» в 2024-м стал Леонид Юзефович с повестью «Поход на Бар-Хото».

В номинации «Иностранная литература» победила книга корейской писательницы Ким Чухе «Звери малой земли» в переводе Кирилла Батыгина.

Лауреатом премии «Личность» стал писатель Владимир Ермаков, чей первый и последний роман «Где-то когда-то за целый век до конца истории» вышел за несколько месяцев до его внезапной смерти. Произведение автора вошло в лонг-лист номинации «Современная русская проза».

В рамках категории «Пропущенные шедевры» эксперты выбирали произведение мировой литературы, незамеченное российскими критиками и переводчиками в момент публикации книги и открытое для русскоязычного читателя уже после смерти автора. Победу отдали книге «Сны поездов» американского писателя Дениса Джонсона. Приз достался переводчику текста на русский язык Сергею Кумышу.

В номинации «Молодость» жюри премии выбрало роман «Как слышно» Артёма Роганова.

В специальной номинации «Выбор читателей» награда досталась Наталье Илишкиной за книгу «Улан Далай».

Премиальный фонд равен 6,7 миллиона рублей. Лауреат номинации «Современная русская проза» получает 3 миллиона рублей, а авторы, попавшие в шорт-лист, делят между собой 1 миллион рублей. Призовой фонд категории «Молодость» составляет 400 тысяч рублей. Премия учреждена на средства компании Samsung Electronics.